Неточные совпадения
Клим
вошел в желтоватый сумрак за ширму, озабоченный только одним желанием: скрыть от Нехаевой, что она разгадана. Но он тотчас же почувствовал, что у него похолодели
виски и лоб. Одеяло было натянуто на постели так гладко, что казалось: тела под ним нет, а только одна голова лежит на подушке и под серой полоской лба неестественно блестят глаза.
В висках его стучало, темя болело; очнувшись, он долго еще не мог
войти в себя совершенно и осмыслить, что с ним такое произошло.
Приглашенная Антипом Ильичом Миропа Дмитриевна
вошла. Она была, по обыкновению, кокетливо одета: но
в то же время выглядывала несколько утомленною и измученною: освежающие лицо ее притиранья как будто бы на этот раз были забыты; на
висках ее весьма заметно виднелось несколько седых волос, которые Миропа Дмитриевна или не успела еще выдернуть, или их так много вдруг появилось, что сделать это оказалось довольно трудным.
Войдя к себе и пригладив перед зеркалом бакенбарды и волоса на
висках и накладку на темени, он, подкрутив усы, прямо пошел
в кабинет, где принимались доклады.
Когда я пью чай, ко мне
входит моя Лиза,
в шубке,
в шапочке и с нотами, уже совсем готовая, чтобы идти
в консерваторию. Ей двадцать два года. На вид она моложе, хороша собой и немножко похожа на мою жену
в молодости. Она нежно целует меня
в висок и
в руку и говорит...
Когда
входит ко мне дочь и касается губами моего
виска, я вздрагиваю, точно
в висок жалит меня пчела, напряженно улыбаюсь и отворачиваю свое лицо.
Дверь взломана.
В номер
входят надзиратель, Анна Фридриховна, поручик, четверо детей, понятые, городовой, два дворника — впоследствии доктор. Студент лежит на полу, уткнувшись лицом
в серый коврик перед кроватью, левая рука у него подогнута под грудь, правая откинута, револьвер валяется
в стороне. Под головой лужа темной крови,
в правом
виске круглая маленькая дырочка. Свеча еще горит, и часы на ночном столике поспешно тикают.
Тотчас же послышались торопливые шаги, и
в столовую
вошла Зина, высокая, полная и очень бледная, какою Петр Михайлыч видел ее
в последний раз дома, —
в черной юбке и
в красной кофточке с большою пряжкой на поясе. Она одною рукой обняла брата и поцеловала его
в висок.
Четверть минуты мы помолчали. У меня страшно билось сердце и стучало
в висках, но подавать вид, что я взволнован, не
входило в мои планы.
Когда с римской улицы, где каждый камешек залит светом апрельского солнца, я
вхожу в тенистый музей, его прозрачная и ровная тень мне кажется особенным светом, более прочным, нежели слишком экспансивные солнечные лучи. Насколько помню, именно так должна светиться вечность. И эти мраморы! Они столько поглотили солнца, как англичанин
виски, прежде чем их загнали сюда, что теперь им не страшна никакая ночь… и мне возле них не страшно проклятой ночи. Береги их, человече!
Скоро отворилась дверь, и я увидел высокую худую девицу, лет девятнадцати,
в длинном кисейном платье и золотом поясе, на котором, помню, висел перламутровый веер. Она
вошла, присела и вспыхнула. Вспыхнул сначала ее длинный, несколько рябоватый нос, с носа пошло к глазам, от глаз к
вискам.
В камине тлели угли. Иван Алексеевич любил греться. Он стоял спиной к огню, когда
вошел хозяин кабинета — человек лет под сорок, среднего роста. Светло-русые волосы, опущенные широкими прядями на
виски, удлиняли лицо, смотревшее кротко своими скучающими глазами. Большой нос и подстриженная бородка были чисто русские; но держался адвокат,
в длинноватом темно-сером сюртуке и белом галстуке, точно иностранец доктор.
Наконец послышались
в саду быстрые тяжелые шаги, и
в комнату
вошел Толстых, бледный, как полотно. Его трясло как
в лихорадке, а, между тем, пот градом падал с его лба. Волосы на
висках были смочены, как после дождя. Он тяжело дышал с каким-то хрипом и едва держался на ногах.